Но тут за печкой кто-то хихикнул:
– Чего не будет, того не будет!
Мамки-няньки, конечно, перепугались и принялись креститься, решив,что это балует домовой. Но то был вовсе не домовой, а старый сверчок Карл Иваныч. Как все сверчки, он был немножко волшебником: умел разговаривать по-человечески и к тому ж знал много такого, что людям неведомо. Например, умел предсказывать судьбу. Но кто станет слушать сверчка...
Федины предки Толстые всегда верно служили отечеству. Их древний род происходил от рыцаря Индриса. Четыреста с лишним лет назад этот воин-чужестранец с сыновьями и дружиной из трех тысяч человек прибыл на Русь и стал служить русским князьям. Его правнук Андрей Харитонович был воеводой в Москве. Человек могучий, он любил поесть от души, за что и получил от князя Василия Темного прозвище Толстой.

Птичка в кольце. 1819

Муза

Тогда из своего потайного уголка выпрыгивал старый сверчок и, удобно устроившись на спинке кровати, принимался рассказывать Федюшке сказки. А тот слушал их, обо всем позабыв, – и глухими зимними ночами, когда продрогший месяц заглядывает в окошко и, кажется, просит пустить его погреться, и в чудесную летнюю пору белых ночей, когда светлым-светло в самую полночь... Так и рос потихоньку Федя в родительском доме под сказки старого сверчка. И в генералы не собирался. Ему сверчок сказал, что не его это судьба.
– А кем я буду, Карл Иваныч? – спросил он как-то у своего друга.
– Про то не могу тебе сказать, – отвечает сверчок. – Сам любимое дело в жизни найти должен.
А как его найти?
В школу Федя не ходил. По обычаям того времени, мальчики из родовитых дворянских семей получали домашнее образование: учителя приходили к ним домой. Но раньше, чем читать и писать, научился Федя рисовать. И способности к этому занятию выказал необыкновенные. Рано понял Федя, какое дело у него в жизни самое любимое.
И отец, конечно, гордился талантом мальчика.
– Славно рисует Феденька мой! – говаривал. – Пусть балуется сыночек, пока мал. Потом-то, когда служить пойдет, не до того будет.
А когда Федя подрос и сказал отцу, что хочет стать художником, граф Петр ответил:
– Слушать не желаю!
И отдал его учиться в Морской кадетский корпус. Потому что знатный и богатый молодой человек мог рисовать просто так, для себя, но стать профессиональным художником – ни за что! Для родовитого дворянина это считалось тогда неприличным. А Федя Толстой был граф! Плакал Федя, а что поделаешь? Как против воли отца пойти? Стал он учиться морским
наукам: как кораблем управлять, как из пушек по неприятелю метко стрелять, названия всех парусов на военном корабле-фрегате наизусть знал! А в свободное время тайком посещал занятия в Академии художеств. Ну, не мог Федя не рисовать.
Вот-вот учеба закончится и станет Федя морским офицером. Отец радуется. А Федя грустный ходит. Думает: в первом же бою подставлюсь под пулю, не хочу жить. Вот до чего доходит, когда у человека есть любимое дело, а его – нелюбимым заставляют заниматься. Только подумал так Федя, слышит тоненький голосок:
– Как не стыдно, Федор Петрович! Экое дело скверное ты удумал!
Глядь, а у него на плече, на темном морском мундире, старый сверчок сидит и головой качает.

Из рода в род Толстые были военными: в Древней Руси служили воеводами, а когда в России все пошло на европейский манер, они стали генерал-адъютантами, генерал-поручиками, генерал-аншефами. Так что участь маленького Феди Толстого была решена, как только он родился: отец, граф Толстой, записал сына в знаменитый полк для прохождения воинской службы. Так тогда было принято.
Дворянские мальчики в те времена, вырастая, становились военными.
Это еще царь Петр I завел: всем дворянам служить в армии, и притом службу начинать с нижних чинов – простыми солдатами. Мысль- то была правильная: послужит молодой барин сначала солдатиком, поест солдатской каши, узнает, почем фунт лиха, и уж тогда, став офицером и командиром, солдат своих будет уважать и жалеть. Да вот только дворянам вовсе не хотелось служить простыми солдатами. А потому они придумали такую хитрость: записывать сыновей на службу малышами! Лет до семнадцати мальчики жили себе дома при родителях, а все это время в полку им шли чины и звания. И служить они начинали уже офицерами.
Вот и младенец Федор Петрович спал себе в люльке, а служба шла. По вечерам, когда нянюшки укладывали его в постель и, перекрестив, задували свечу. Федя шептал:
– Карл Иваныч, уже можно – все ушли...

Ветка винограда. 1817

Алтея. 1837

Первый шаг императора Александра за пределы
России в 1813 году. Барельеф. 1821

Семейный портрет. 1830

– Не мила мне жизнь, – вздохнул Федя. – А поменять ничего не могу – батюшка рассердится.
– Смерти не боишься, а батюшку боишься?
Задумался Федя: а и правда! Перекрестился для храбрости и пошел в Академию художеств учиться. Тут уж мысли о смерти от него отступили: Федор Толстой выучился на художника и счастливо прожил до девяноста лет.
Позже он решил стать скульптором, а потом и медальерным искусством занялся. Россия в ту пору воевала с французским императором Наполеоном. А когда русская армия победила и прогнала захватчика, Федор Толстой сделал серию медалей, на которых были запечатлены подвиги русских солдат и офицеров.
Очень быстро художник, скульптор и медальер Толстой стал знаменит. Медальерное искусство было всеми почитаемо. Хоть и сердился на Федора отец, а пришлось ему смириться с выбором Федора. Ведь сам император Александр I признал заслуги его сына и определил молодого художника работать в Эрмитаже и на Монетном дворе!
Рисовать Федор Петрович любил и рисовал много: бабочек, цветы, листья – красоту летнего мира. Эти маленькие очаровательные картинки во всем Петербурге украшали гостиные и детские комнаты дворянских особняков.
Иногда у него спрашивали:
– Федор Петрович, а почему вы не пишете большие картины?
А он в ответ пожимал плечами:
– Господа, но разве дело в размерах холста? Цветок и бабочка – такие маленькие, а как глаз радуется от этой красоты...
Больших картин у Толстого было не очень много. Он с удовольствием писал интерьеры дворянских домов. А на самой знаменитой своей картине художник изобразил светлую уютную комнату в своем доме и себя в окружении семьи. На стене висит картина другого русского художника – Сильвестра Щедрина, Толстым почитаемого. И совершенно очевидно, что это добрая семья, где все любят друг друга: лица у детей и у взрослых спокойные и умиротворенные.
Хорошо, счастливо жил художник Федор Толстой. Он много и с удовольствием работал и вскоре был избран академиком и профессором Академии художеств. А позже стал и ее вице-президентом и сделал много доброго для молодых художников и для всей русской культуры.
Но, может быть, самым главным в его жизни было то, что в юности граф Толстой не побоялся нарушить семейную традицию и стал не генералом, а художником. А не поступи он так, кто знает, может, и другие именитые русские люди махнули бы рукой на свой талант, не отважившись заниматься любимым делом. Вот и родственник Федора Петровича, тоже граф, может, так и остался бы офицером-артиллеристом, и тогда не было бы у нас великого русского писателя Льва Николаевича Толстого. А потому низкий поклон Толстому за то, что он научил современников уважать людей искусства.

Автопортрет. 1804

В комнате за шитьем. 1820

Будущий сержант Преображенского полка Федор Толстой лежал в люльке и пускал пузыри, а вокруг носились мамки-няньки.
– Феденька у нас красивый! Умный! – радостно причитали они. – Вырастет – генералом будет...

"Сказка о художнике, который не стал генералом"

Федор Толстой (1783 – 1873)